ВРЕМЯ УЛЫБОК (рассказ, 10300)

Творчество участников форума

Модераторы: The Warrior, mmai, Volkonskaya

ВРЕМЯ УЛЫБОК (рассказ, 10300)

Сообщение Александр ВИН » Вт июл 22, 2014 10:23 am

Александр ВИН


ВРЕМЯ УЛЫБОК


Однажды обычный октябрь надолго удивил его сердце.
Город, к середине той осени уже неприятно холодный, всё дальше и глубже остывающий после бессмысленного и ничем не запомнившегося лета, каждое утро почему-то именно ему протягивал своими мокрыми от серого дождя ладонями привычных улиц несколько прекрасных минут.


…Несмотря на большую, отчаянную жалость к себе, нужно было подниматься. Грозовой ветер всю ночь жестоко тревожил жестяные заборы, а глухие неприятности ждали его и вчера, да, судя по всему, продолжатся и завтра.
«Нужно держаться».
Никто его не будил.
Он привык, заложив правую руку под голову, каждое утро подолгу смотреть в темноте на тусклые красные цифры электрического будильника, до тех пор, пока не начинало гудеть над бровью, и не отекала неприятно рука…
Иногда он замечал запах своего голодного пота на кромке старого одеяла.
Уже утро. Вчера был туман. Среди верхних этажей переулка ещё темно. Осень.
В раннем начале каждого дня он шёл по городским улицам на работу. В направлении возможной работы…. Иногда ему везло. Когда-то он принял решение, судя по всему неправильное, но окончательно признаться в этом сейчас стало бы для него неприятным поступком, поэтому он убедительно уговаривал себя и терпел. За последние годы тяжесть такой жизни постепенно стала невыносимой, не раз и не два он угрожал себе последним сроком…. Проходили дни, в отчаянии очередного пустого вечера он скрипел зубами, накрывался с головой жёстким одеялом и засыпал. Но мутные рассветы по-прежнему не исчезали.
«Я смогу! Я умею работать, это моё призвание, меня же хвалили…».
Многое хорошее у него уже было – в прошлом. И путешествия, и смех, и красивая одежда, и добрые, умные спутники.
А сложность сегодняшней жизни – всего лишь следствие его уверенных ошибок, его одинокого упрямства.
Он признавался себе, что плохо одет, что кажется окружающим людям нездорово задумчивым, что безмерно устал….
«…Надо терпеть, надо работать! Терпеть!»
Ведь он сможет и про него обязательно вспомнят.
Но вот так уж случилось, что однажды в октябре он первый раз за долгое время отчаяния встал перед пыльным домашним зеркалом. И одевался в то утро тщательнее, чем обычно. Невнимательная небрежность многих привычных движений была уже неуместна.
«Она будет идти мне навстречу!»


Подробности того, как всё произошло в первый раз, уже и не вспоминались.
Он как всегда, на два хрустящих оборота, запер за собой входную дверь, и брёл по мокрому тротуару туда, где его никто не ждал. Смотреть далеко вперёд не было никакого практического смысла, только под ноги, исключительно для того, чтобы избежать луж и как можно дольше сохранить сухими свои старые, протекающие по швам рабочие башмаки.
И всё-таки он поднял голову, как будто знал в то мгновение, что может получиться внезапно правильное и хорошее движение.
Навстречу шла девочка. Девушка, невысокая, темноволосая. За шаг до встречи с ним она перестала хмуриться и посмотрела ему прямо в глаза.
Когда-то он умел смущать пристальным взглядом.
И она, и он в своих невнимательных движениях поочерёдно уже миновали ярко сияющие в сумраке утра витрины уличных магазинов, и поэтому одинаково улыбнулись друг другу под высоким переплетением ветвей большого каштана.
Свет фонаря неуверенно пробивался к ним вниз, сквозь качающиеся, мокрые с ночи листья, поэтому он был рад такой удаче.
«У меня ведь совсем седые виски…»


Да, именно так – школьница, старшеклассница. Не студентка, хотя строгим лицом и уверенностью маленькой походки и старалась выглядеть взрослее. На пути от своего дома он и раньше проходил большое многооконное здание, поэтому примерно знал о начале там школьных занятий.
Она была точна, почти пунктуальна, поскольку и он, по привычке давнего тяжёлого упрямства, выходил по утрам на улицу в одни и те же минуты.
Каждый раз их встреча была возможной только на протяжении двух коротких городских кварталов. Дальше был многозначительный светофор, после него разные улицы разбегались в широком беспорядке.
…Тёмные, короткие, вьющиеся волосы. Одета модно, но не глупо.
Он стремился заметить её издалека, а когда замечал, выпрямлялся, глубоко вздыхая, и уверенно поправлял на плече рабочую сумку. Коротко, почти против воли и разума, улыбался.
Видел, как она шла ему навстречу от того, дальнего, перекрёстка. Додумывая невозможно видимое, он уверенно точно знал, даже на таком расстоянии, что девушка сначала будет идти, сосредоточенно размышляя, потом, словно что-то вспомнив, заволнуется, поправляя рукой свободные волосы, и некоторое время, не поднимая глаз, будет пытаться не рассматривать никого из встречных людей, а потом всё-таки непременно коротко куснёт губу…. И улыбнётся. Только ему.


Дни его были теперь заняты. Он много думал, по-пустому мечтая; ещё больше, чем прежде, просил других людей, унижаясь, о необходимой работе; ждал напрасных и удивительных слов.
Каждое утро, при встрече, он еле сдерживал рвущуюся радость. Широкая улыбка всё ещё стремительного, хоть и усталого человека и белые в осеннем сумраке зубы могли испугать, но она встречно, в несколько секунд, с тихим упрямством улыбалась.
«Если будешь так же умна, как и красива, тебя ждёт удивительная жизнь… » - так он репетировал фразы, которые хотел сказать ей. Но, поравнявшись, вместо мудрых и печальных слов всего лишь молча опускал голову.
Часто тревожился.
«Почему она улыбается мне?! Я забавен? Смешон? Что-то совсем не так в моей одежде…?»


В середине месяца он всё-таки не избежал промокших ног и несколько ночей подряд метался в жаркой болезни. Почти неделю, держась за двери и перила, выходил после ночного бреда на улицу позже обычного. Совсем другие лица попадались ему тогда навстречу – её не было.
Он лихорадочно ждал, стремился быть точным, – и она при первой же встрече после ненужной разлуки опять улыбнулась ему, почему-то дрожа юными плечами.


В воскресные дни работы на чужих людей никогда не бывало, да и школа всегда закрывалась именно на эти два дня. Настроение оставалось скверным до понедельника.


В конце октября город унизил его, оскорбив постыдными обвинениями.
Он не мог больше улыбаться и на долгие годы уехал. Далеко.


Необходимость происходящего не зависит от желаний или прочих несущественных ошибок людей. Если же всё-таки придёт срок событию случиться, то время, очень важное при этом для чьей-то души, обязательно наступит. И нет никакого практического смысла его торопить.
Именно так, разом, одновременным мгновением, гулко вздрогнули от небывало высокого прилива заснеженные скалы тёмного фьорда; в иной стране печально пролетел в непривычном направлении поверх серо-голубого льняного поля тихий колокольный звон; а совсем скоро, этой же ночью, в остывающей от жары саванне, отразилась во влажной робости глаз юного жирафа совсем другая Луна.
Время улыбок пришло.


…Резко сиявший придуманный электрический свет многократно убегал с поверхностей простых плоских стёкол в таинственные смыслы женских драгоценностей. Сквозь многоголосый общий шум пыталась пробиться к входным дверям упорядоченная музыка оркестра.
На фоне огромных, наполовину зашторенных окон откровенные тела в полуодеждах кричали желаниями, выраженными без слов.
Старинный, во всю длину зала, обеденный стол изначально был придавлен массой изобильной еды, бутылками и звоном бокалов.
Белая настольная скатерть, белые куртки приглашённых официантов и прозрачные вспышки репортёрских фотоаппаратов с настойчивостью и заранее обдуманно подтверждали здоровый смысл шикарного мероприятия.
Все знали, что именно сегодня, именно здесь, в своём недавно отстроенном загородном доме писатель господин А-ов, в последние годы неожиданно, скорее даже внезапно для окружающих ставший значительным, известным и богатым, представлял критической публике свою новую книгу и молодую жену.
Хозяин, сильный, уверенный в движениях и словах мужчина, методично ставил подписи на массивных книжных экземплярах, с обязательным удовольствием приветствовал прибывавших гостей, мило шутил, очаровывая женщин отдельными многозначительными усмешками.
Ухоженная хозяйка дома уже давно миновала свой первоначальный восторг и поэтому к вечеру воспринимала важные статусы приглашённых персон несколько утомлённо, по инерции обязательного гостеприимства. В ответ на шутки упитанных господ она время от времени сильно и уверенно хохотала, охотно радуя гостей белым стеклом своих ровных молодых зубов. При всей такой занятости жена писателя не забывала зорко обозревать просторы роскошного стола, точными взмахами красивых рук направляя в нужную сторону строй исполнительных мужчин-официантов. Её тонкие пальцы при этом удивительным образом выдерживали многочисленное тяжёлое золото, цепко хватающее голубые камни резных перстней.
Грянул ещё один тост.
Писатель в очередной раз учтиво откланялся, несколько раз подряд приложив руку к жилету и к сердцу, отвернулся, чтобы поставить на поднос пустой бокал, рассеянно потёр влажной рукой свой незначительный, убегающий подбородок.
Наёмные репортёры воспользовались передышкой, обступили с дальнего края всё ещё полный стол, сияли там, в толпе, багровыми лицами, звонко чокались и жевали деликатесы. Кто-то из фотографов, тощий телом и острый взглядом, прятал в заранее приготовленную сумку нарезанное мясо и фрукты.
Одна из журналисток, бледная, сознательно избегая пустого внимания, отошла с сигаретой в дальний угол продолжающего сиять праздничного зала.
Молодая хозяйка ещё раз, никого не выделив, дежурно осмотрела исполнительных официантов, без заметной усталости снующих от стола в направлении дальних кухонных просторов. Кто-то из них улыбнулся ей, она холодно ответила рассеянной гримасой.


В пустынном полумраке коридора высокий, седовласый официант, пытаясь увернуться от молодой журналистки, которая, поправив тесную туфлю и вытирая усталые и рассерженные слёзы, вставала со стула, уронил с подноса пустую кофейную чашку.
Дисциплинированно, точными движениями, безмолвно, без упрёков, он опустился на колено, собирая осколки. Женщина бросилась помогать. На поверхности холодного каменного пола его рука коснулась её тонких пальцев. Внезапно нахмурившись, она пристально взглянула в такие близкие и давно уже знакомые глаза, уже никак не сдерживая своей стремящейся сквозь уходящие слёзы восторженной улыбки.
А он, аккуратно положив на поднос последний звенящий кусочек фарфора, изумлённо спросил, вытирая ладонь о белую куртку.
- И всё-таки, почему ты всегда улыбаешься мне?


2014
Александр ВИН
Участник
Участник
 
Сообщения: 58
Зарегистрирован: Пт ноя 23, 2012 3:40 pm

Вернуться в Наша проза

Кто сейчас на конференции

Зарегистрированные пользователи: Bing [Bot]

cron